"В тот год мне исполнилось 19. Новость об убийстве Григоропулоса (очень важно использовать именно это слово) повергла меня в ступор, так же, как и обстоятельства, при которых оно произошло.
Скорбь тогда быстро переросла в гнев. В тот период я не чувствовал ничего, кроме трех этих эмоций". Так начинается письмо анонимного участника декабрьских протестов 2008 года, где он пробует переосмыслить события тех дней и анализирует, почему их искренний и справедливый гнев так и не стал символом поколения.
Нынешняя годовщина гибели Алекса, как все предыдущие, сопровождается беспорядками почти во всех городах Греции. Теперь 6 декабря стало еще одним особым днем календаря, когда греческая полиция на всякий случай
мобилизует все силы. Поколению Григоропулоса, может, не удалось войти в историю, но сам Алекс стал для греческих подростков почти святым, посеявшим в них презрение к миру взрослых.
Свидетели декабря 2008 годы могут помнить масштаб массовых беспорядков, длившихся дни и недели после убийства Алекса. Кадры с горящей рождественской елкой на главной площади Афин стали тогда достоянием мировых СМИ. Участник событий описывает, что происходило с ним и его друзьями в те дни: "Я стал испытывать панику, заслышав звук полицейских сирен, я не мог понять, как винт в механизме правопорядка мог так легко выйти из-под контроля и отнять жизнь у подростка. Это глубокое разочарование пробудило во мне потребность ходить на собрания, обсуждать свои мысли с другими людьми. Оглядываясь назад, я понимаю, что чувствовал потребность выразить свой протест действиями".
"Мой отец столько рассказывал про "Политехнио", протест их поколения повлиял на историю страны. Мы тоже хотели свой "Политехнио", но, к сожалению, наша борьба была не классовой, а скорее, борьбой гормонов (особенно, если учесть, что немалая часть протестных беспорядков 2008 года была создана учениками частных школ). Второй причиной, омрачившей наш протест, стало разрушение и разграбление магазинов в центре города".
"Спонтанность - вот как можно охарактеризовать события тех дней. Конечно, среди нас присутствовали и представители школьных политических организаций, ищущих любой предлог для продвижения своих идей, но многие из нас приходили сами, чувствуя потребность выплеснуть ярость.Проблема в том, что ни у нас, ни у государства не было никакого понимания, что со всем этим делать. В этом была и своя романтика, но, по сути, все это было напрасно. Грабежи и мародерство окончательно оттолкнули меня от участия в протестах. Если бы тогда, мы смогли на что-то повлиять, сегодня мы называли бы декабрь 2008-го революцией. Но ничего такого не случилось. Единственное, о чем я жалею, вспоминая тот декабрь, так это о причине тех беспорядков, Алекс не должен был умереть. Сегодня одни люди превратили его в символ борьбы с государством, а другие осуждают, что, вот, он сам виноват, надо было сидеть дома и учить уроки".
"Если бы это случилось сегодня, я, наверное, так же разговаривал бы с людьми и ходил бы на собрания, только мирные. Не больше. Мои прежние убеждения остались в прошлом. Протестные марши больше не обладают для меня какой-то магической силой. Боюсь, я перестал быть идеалистом".